Рассказывают, что Малевич, написав "Черный квадрат", долгое время говорил всем, что не может ни есть, ни спать. И сам не понимает, что такое сделал. Произошло это следующим образом.

Во время работы над очередным абстрактным полотном в художественной вселенной Малевича произошло полное затмение и в прямом, и в переносном смысле слова. Повинуясь наитию, художник перекрыл — затмил — черной прямоугольной плоскостью цветную композицию (ее красные, желтые, синие элементы просвечивают ныне сквозь кракелюры). Новорожденную картину Малевич назвал "Четырехугольник"; в историю она вошла под именем "Черный квадрат".

Явлением этой картины художнику открылась всеобъемлющая утопия нового "беспредметного мира", заставившей его остро ощутить свою призванность. Для него с самого начала было очевидным, что Черный квадрат ему не дан, а задан, если переиначить известную формулировку неокантианца Германа Когена. Много лет Малевич стремился постичь и облечь в слово смысл своего главного произведения
(А. Шатских, сс. 11, 15, 17).

Пытаясь охарактеризовать свое детище, Малевич говорил о нем как о некоем единстве противоположностей: это не конец или начало, а конец/начало, нуль форм, чреватый всеми формами. Подобный стиль выражения сближает Малевича с пифагорейцами, которые тоже любили определять все существующее в терминах некоторого набора фундаментальных противоположностей или оппозиций.

Вот только с "нулем" у Малевича, кажется, вышла промашка. Ведь куда естественней говорить здесь о единице — единице визуального восприятия, что и сделал, например, Алексей Соловьев, сравнивший Черный квадрат с пикселом.

Вообще же имеется много аналогий между единицей в пифагорейской арифметике и "Черным квадратом" Малевича.  Единица была для пифагорейцев не просто числом, а "матерью чисел" (подобно тому, как Черный квадрат был для Малевича "родителем всех форм визуального мира"). Поэтому, разделяя все числа на четные и нечетные, они первым четным числом считали двойку, а первым нечетным — тройку.

Относительно же единицы они полагали, что чет и нечет (одна из фундаментальных пар их набора оппозиций) входят в единицу одновременно. То есть, как, возможно, сказал бы Малевич, единица есть не чет и не нечет, а чет/нечет. Пифагореец Теон Смирский высказывается по этому поводу следующим образом:

... единица причастна природе того и другого (чета и нечета). Дело в том, что, будучи приложена к четному числу, она делает из него нечетное, а будучи приложена к нечетному, делает из него четное. Этого она не могла бы делать, если бы сама не была причастна к обоим упомянутым естествам. Поэтому-то единица называется четно-нечетным числом.

В пифагорейской философии единица именовалась монадой, но и квадрат Малевича часто называют этим словом (его называют "живописной монадой"). Вот характерная выдержка из дискуссии на одном из форумов.

... Малевичу спасибо за его "шедевр"! Произведением искусства, вряд ли можно назвать эту картину, зато в философском отношении — так глубоко можно в нее заглянуть... и так далеко можно уйти — заблудишься! А главное, этот квадрат — всего лишь повод к размышлению, чтобы, опять же, понять себя, найти свое место в безумном мире. Таким же поводом может быть и гвоздь забитый в стену, или стихи понравившееся однажды, или небо усыпанное звездами (не зря Куска идет в планетарий! и приглашает всех)... В этом есть не просто желание, в этом есть потребность! Но не все способны это воспринимать... а жаль!

... а я вот прямо вижу, как он это создавал: мне кажется, что он не просто взял, да и разметил с линейкой довольно грубый, кстати, кусок холста. Он поймал некую формулу живописную и начал, как честный художник, доводить ее до звенящего совершенства, отсекая лишнее и уравнивая равновеликие компоненты. Об А.Сахарове вспоминала его вдова, что он имел такую особенность интеллекта, что даже если не хотел, то интеллект заставлял его "додумывать до конца", т.е. он был, как бы, рабом своего интеллекта. Так и Малевич, наверное, был рабом своего художнического инстинкта и оптимизировал формулу до самого конца, т.е. вышел на инвариант, "божественную монаду" живописи.

Существует также поразительное сходство в значении, которое придавали, с одной стороны, Малевич своему квадрату, как некоей "божественной монаде живописи", а с другой — средневековые авторы, последователи пифагореизма, аллегорически истолковывающие единицу, матерь всех чисел, в качестве символа бога, источника "всего сущего".

Как известно, и Малевич в свое время совершил жест одновременно сакральный и святотатственный: вознес свой квадрат в красный угол на футуристической выставке картин "0,10" (показывая тем самым, что для него это — бог).

Итак, Малевич изобрел некоторую "квадратную единицу". Но что же, спрашивается, в первую очередь можно делать с единицами? Ясное дело — числа из них складывать!  Хотя бы таким образом, как это описано здесь.

Он же двинулся с этой единицей в архитектуру...  А занялся бы настоящим делом (арифметикой), то, возможно, и происков Серого не было бы.